Престол Святой преподобномученицы Великой княгини Елисаветы

Житие святой преподобномученицы Великой княгини Елисаветы
(01.11.1864 — 05/18.07.1918)

Святая преподобномученица Великая княгиня Елизавета Феодоровна была вторым ребенком в семье Великого герцога Гессен-Дармштадтского Людвига IV и принцессы Алисы, дочери королевы английской Виктории. Еще одна дочь этой четы — Алиса — стала впоследствии Императрицей Российской Александрой Феодоровной.

   Дети воспитывались в традициях старой Англии, их жизнь проходила по строгому распорядку, установленному матерью. Одежда и еда детей были самыми простыми. Старшие дочери сами выполняли домашнюю работу: убирали комнаты, постели, топили камин. Впоследствии Елизавета Феодоровна говорила: «В доме меня научили всему». Мать внимательно следила за развитием талантов и наклонностей каждого из семерых детей и старалась воспитать их на твердой основе христианских заповедей, вложить в сердца любовь к ближним, особенно к страждущим.

   Родители Елизаветы Феодоровны потратили большую часть своего состояния на благотворительные нужды, а дети постоянно ездили с матерью в госпитали, приюты, дома для инвалидов, привозили с собой большие букеты цветов, разносили по палатам больных, ставили в вазы.

   Елизавета с детства любила природу и особенно цветы, которые с увлечением рисовала. У нее был художественный дар, и всю свою жизнь она много времени уделяла рисованию. Любила она и классическую музыку.

   Все знавшие Елизавету с детства отмечали ее любовь к ближним. Как говорила впоследствии сама Елизавета Феодоровна, на нее еще в самой ранней юности имели огромное влияние жизнь и подвиги Елизаветы Тюрингенской, одной из ее предков, в честь которой она и была названа.

   В 1873 году разбился насмерть на глазах у матери трехлетний брат Елизаветы Фридрих. В 1876 году в Дармштадте началась эпидемия дифтерита, заболели все дети, кроме Елизаветы. Мать просиживала ночи у постелей заболевших детей. Вскоре умерла четырехлетняя Мария, а вслед за ней заболела и умерла сама Великая герцогиня Алиса в возрасте тридцати пяти лет.

   В тот год закончилась для Елизаветы пора детства. В горе она стала еще чаще и усерднее молиться. Она поняла, что жизнь на земле — это крестный путь. Она всеми силами старалась облегчить горе отца, поддержать его, утешить, а младшим своим сестрам и брату в какой-то мере заменить мать.

Великий князь Сергей Александрович и Елизавета Феодоровна

На двадцатом году жизни принцесса Елизавета стала невестой Великого князя Сергея Александровича, пятого сына Императора Александра II, брата императора Александра III. Она познакомилась с будущим супругом в детстве, когда он приезжал в Германию со своей матерью, императрицей Марией Александровной, также происходившей из Гессенского дома. До этого все претенденты на ее руку получали отказ.

   Вся семья сопровождала принцессу Елизавету на ее свадьбу в Россию. Вместе с ней приехала и двенадцатилетняя сестра Алиса, которая встретила здесь своего будущего супруга, цесаревича Николая Александровича.

   Венчание состоялось в церкви Зимнего дворца Санкт-Петербурге. Великая княгиня напряженно занималась русским языком, желая глубже изучить культуру и особенно веру новой своей родины.

   Великая княгиня Елизавета была ослепительно красива. В те времена говорили, что в Европе есть только две красавицы, и обе — Елизаветы: Елизавета Австрийская, супруга императора Франца-Иосифа, и Елизавета Феодоровна. Великий князь Константин Константинович Романов посвятил Елизавете Феодоровне стихотворение. Оно написано в 1884 году.

Я на тебя гляжу, любуясь ежечасно:
Ты так невыразимо хороша!
О, верно, под такой наружностью прекрасной
Такая же прекрасная душа!
Какой-то кротости и грусти сокровенной
В твоих очах таится глубина;
Как ангел ты тиха, чиста и совершенна;
Как женщина, стыдлива и нежна.
Пусть на земле ничто
средь зол и скорби многой
Твою не запятнает чистоту.
И всякий, увидав тебя, прославит Бога,
Создавшего такую красоту!
К. Р.

   Большую часть года Великая княгиня жила с супругом в их имении Ильинское в шестидесяти километрах от Москвы, на берегу Москвы-реки. Она любила Москву с ее старинными храмами, монастырями и патриархальным бытом. Сергей Александрович был глубоко религиозным человеком, жил по уставам Святой Церкви, строго соблюдал посты, часто посещал богослужения, ездил в монастыри. Великая княгиня везде следовала за своим мужем и полностью выстаивала долгие церковные службы.

   В православных храмах она испытывала удивительное чувство, таинственное и благодатное, так непохожее на то, что чувствовала она в протестантской кирхе. Она видела радостное состояние Сергея Александровича после принятия им Святых Тайн Христовых, и ей самой захотелось подойти к Святой Чаше, чтобы разделить эту радость. Елизавета Феодоровна стала просить мужа достать ей книги духовного содержания, православный катехизис и толкование Писания, чтобы умом и сердцем постичь, какая же вера истинна.

   В 1888 году Император Александр III поручил Сергею Александровичу быть его представителем на освящении храма святой Марии Магдалины в Гефсимании, построенного на Святой Земле в память их матери, Императрицы Марии Александровны. Сергей Александрович уже был на Святой Земле в 1881 году, когда участвовал в основании Православного Палестинского Общества и стал председателем его. Это общество собирало средства для паломников в Святую Землю, для помощи Русской Миссии в Палестине, для расширения миссионерской работы, для приобретения земель и памятников, связанных с жизнью Спасителя. Узнав о возможности посетить Святую Землю, Елизавета Феодоровна восприняла это как указание Божие и молилась о том, чтобы там, у Гроба Господня, Спаситель Сам открыл ей Свою волю.

   Великий князь Сергей Александрович с супругой прибыл в Палестину в октябре 1888 года. Храм святой Марии Магдалины был построен в Гефсиманском саду у подножия Елеонской горы. Этот пятиглавый храм с золотыми куполами — и до сего дня один из красивейших храмов Иерусалима. На вершине Елеонской горы высилась огромная колокольня, прозванная «русской свечой». Увидев эту красоту и почувствовав присутствие на этом месте благодати Божией, Великая княгиня сказала: «Как я хотела бы быть похороненной здесь». Тогда она не знала, что произнесла пророчество, которому суждено было исполниться. В дар храму святой Марии Магдалины Елизавета Феодоровна привезла драгоценные сосуды, Евангелие и воздухи.

   После посещения Святой Земли Великая княгиня Елизавета Феодоровна твердо решила перейти в православие. От этого шага ее удерживал страх причинить боль своим родным и, прежде всего, отцу. Наконец, 1 января 1891 года она написала отцу письмо о своем решении принять православную веру. Мы приведем его почти полностью, ибо из него видно, какой путь прошла Елизавета Феодоровна:

   «…А теперь, дорогой Папа, я хочу что-то сказать Вам и умоляю Вас дать Ваше благословение.

   Вы должны были заметить, какое глубокое благоговение я питаю к здешней религии с тех пор, как Вы были здесь в последний раз, более полутора лет назад. Я все время думала и читала, и молила Бога указать мне правильный путь, и пришла к заключению, что только в этой религии я могу найти всю настоящую и сильную веру в Бога, которую человек должен иметь, чтобы быть хорошим христианином. Это было бы грехом оставаться так, как я теперь — принадлежать к одной церкви по форме и для внешнего мира, а внутри себя молиться и верить так, как и мой муж. Вы не можете себе представить, каким он был добрым: никогда не старался принудить меня никакими средствами, предоставляя все это совершенно одной моей совести. Он знает, какой это серьезный шаг, и что надо было быть совершенно уверенной, прежде чем решиться на него. Я бы это сделала даже и прежде, только мучило меня то, что этим я причиняю Вам боль. Но Вы, разве Вы не поймете, мой дорогой Папа?

   Вы знаете меня так хорошо, Вы должны видеть, что я решилась на этот шаг только по глубокой вере и что я чувствую, что пред Богом я должна предстать с чистым и верующим сердцем.

   Как было бы просто — оставаться так, как теперь, но тогда как лицемерно, как фальшиво это было бы, и как я могу лгать всем — притворяясь, что я протестантка во всех внешних обрядах, когда моя душа принадлежит полностью религии Православной. Я думала и думала глубоко обо всем этом, находясь в этой стране уже более шести лет и зная, что религия «найдена». Я так сильно желаю на Пасху причаститься Святых Тайн вместе с моим мужем. Возможно, что это покажется внезапным, но я думала об этом уже так долго, и теперь, наконец, я не могу откладывать этого. Моя совесть мне этого не позволяет. Прошу, прошу по получении этих строк простить Вашу дочь, если она Вам доставит боль. Но разве вера в Бога и вероисповедание не являются одним из главных утешений этого мира? Пожалуйста, протелеграфируйте мне только одну строчку, когда Вы получите это письмо. Да благословит Вас Господь. Это будет такое утешение для меня, потому что я знаю, что будет много неприятных моментов, так как никто не поймет этого шага. Прошу только маленькое ласковое письмо».

   Отец не послал дочери желаемой телеграммы с благословением, а написал письмо, в котором говорил, что решение ее приносит ему боль и страдания и что он не может дать благословения.

   Тогда Елизавета Феодоровна проявила мужество и, несмотря на моральные страдания, не поколебалась в решении перейти в православие. Вот еще несколько отрывков из ее писем близким:

   «…Моя совесть не позволяет мне продолжать в том же духе — это было бы грехом; я лгала все это время, оставаясь для всех в моей старой вере… Это было бы невозможным для меня продолжать жить так, как я раньше жила… Даже по-славянски я понимаю почти все, хотя никогда не учила этот язык. Библия есть и на славянском, и на русском языке, но на последнем легче читать… Ты говоришь…, что внешний блеск церкви очаровал меня. В этом ты ошибаешься. Ничто внешнее не привлекает меня, и не богослужение — но основа веры. Внешнее только напоминают мне о внутреннем… Я перехожу из чистого убеждения, чувствую, что это самая высокая религия и что я сделаю это с верой, с глубоким убеждением и уверенностью, что на это есть Божие благословение».

   12 (25) апреля в Лазареву субботу было совершено Таинство Миропомазания Великой княгини Елизаветы Феодоровны с оставлением ей прежнего имени, но уже в честь святой праведной Елизаветы — матери святого Иоанна Предтечи, память которой Православная церковь совершает 5 (18) сентября. После Миропомазания Император Александр III благословил свою невестку драгоценной иконой Нерукотворенного Спаса, с которой Елизавета Феодоровна не расставалась всю жизнь и с ней на груди приняла мученическую кончину. Теперь она могла сказать своему супругу словами Библии: «Твой народ стал моим народом, твой Бог — моим Богом» (Руфь 1, 16).

   В 1891 году Император Александр III назначил Великого князя Сергея Александровича Московским генерал-губернатором. Супруга генерал-губернатора должна была исполнять множество обязанностей: шли постоянные приемы, концерты, балы. Необходимо было улыбаться гостям, танцевать и вести беседы, независимо от настроения, состояния здоровья и желания.

   После переезда в Москву Елизавета Феодоровна пережила смерть близких людей — горячо любимой невестки принцессы Александры (жены Павла Александровича) и отца. Это была пора ее духовного роста.

   Жители Москвы скоро оценили милосердие Великой княгини. Она ходила по больницам для бедных, в богадельни, в приюты для беспризорных детей. И везде старалась облегчить страдания людей: раздавала еду, одежду, деньги, улучшала условия жизни несчастных.

Императрица Александра Федоровна (слева) и Великая княгиня Елизавета Федоровна (справа)

 После смерти отца она с Сергеем Александровичем проехала по Волге с остановками в Ярославле, Ростове, Угличе. Во всех этих городах супруги молились в местных храмах.

   В 1894 году, несмотря на множество возникших препятствий, наконец, состоялось решение о помолвке Великой княгини Алисы с Наследником Российского престола Николаем Александровичем. Елизавета Феодоровна радовалась тому, что любящие друг друга люди смогут стать супругами, и ее сестра будет жить в дорогой сердцу Елизаветы России. Принцессе Алисе было двадцать два года, и Елизавета Феодоровна надеялась, что сестра, живя в России, поймет и полюбит русский народ, овладеет русским языком в совершенстве и сможет подготовиться к высокому служению Императрицы Российской.

   Но все случилось по-иному. Невеста Наследника прибыла в Россию, когда Император Александр III лежал в предсмертной болезни. 20 октября 1894 года Император скончался. На следующий день принцесса Алиса перешла в православие и была наречена именем Александры. Венчание Императора Николая II и Александры Феодоровны состоялось через неделю после похорон, а весной 1896 года состоялось коронование в Москве. Торжества омрачились страшным бедствием: на Ходынском поле, где раздавались подарки, началась давка — несколько тысяч людей были ранены или задавлены. Так началось это трагическое царствование — среди панихид и погребальных песнопений.

   В июле 1903 года состоялось торжественное прославление преподобного Серафима Саровского. В Саров прибыла вся Императорская Семья. Императрица Александра Феодоровна молилась преподобному о даровании ей сына. Когда через год Наследник престола родился, по желанию Императорской четы престол нижней церкви, построенной в Царском Селе, был освящен во имя преподобного Серафима Саровского. В Саров приехала и Елизавета Феодоровна с супругом. В письме из Сарова она пишет: «…Какую немощь, какие болезни мы видели, но и какую веру! Казалось, мы живем во времена земной жизни Спасителя. И как они молились, как плакали — эти бедные матери с больными детьми, — и, слава Богу, многие исцелялись. Господь сподобил нас видеть, как немая девочка заговорила, но как молилась за нее мать!».

   Когда началась Русско-японская война, Елизавета Феодоровна немедленно занялась организацией помощи фронту. Одним из ее замечательных начинаний было устройство мастерских для помощи солдатам — под них были заняты все залы Кремлевского дворца, кроме Тронного. Тысячи женщин трудились за швейными машинами и рабочими столами. Огромные пожертвования поступали со всей Москвы и из провинции. Отсюда шли на фронт тюки с продовольствием, обмундированием, медикаментами и подарками для солдат. Великая княгиня отправляла на фронт и походные церкви с иконами и со всем необходимым для совершения богослужения. Лично от себя посылала Евангелия, иконки и молитвенники.

   На свои средства Великая княгиня сформировала несколько санитарных поездов. В Москве она устроила госпиталь для раненых, который сама постоянно посещала, создала специальные комитеты по обеспечению вдов и сирот погибших на фронте солдат и офицеров.

   Однако русские войска терпели одно поражение за другим. Небывалый размах в стране приобрели террористические акты, митинги, забастовки. Государственный и общественный порядок разваливался, надвигалась революция.

   Сергей Александрович считал, что необходимо принять более жесткие меры по отношению к революционерам, и доложил об этом Императору, сказав, что при сложившейся ситуации не может больше занимать должность генерал-губернатора Москвы. Государь принял отставку, и супруги покинули губернаторский дом, переехав временно в Нескучное.

   Тем временем боевая организация эсеров приговорила Великого князя Сергея Александровича к смерти. Ее агенты следили за ним, выжидая удобного случая, чтобы совершить казнь. Елизавета Феодоровна знала, что супругу угрожает смертельная опасность. Она получала анонимные письма, где ее предупреждали, чтобы она не сопровождала своего мужа, если не хочет разделить его участи. Великая княгиня тем более старалась не оставлять его одного и, по возможности, повсюду сопровождала супруга.

   5 (18) февраля 1905 года Сергей Александрович был убит бомбой, брошенной террористом Иваном Каляевым. Когда Елизавета Феодоровна прибыла к месту взрыва, там уже собралась толпа. Кто-то попытался помешать ей подойти к останкам супруга, но она своими руками собрала на носилки разбросанные взрывом куски тела мужа. После первой панихиды в Чудовом монастыре Елизавета Феодоровна возвратилась во дворец, переоделась в черное траурное платье и начла писать телеграммы, и прежде всего — сестре Александре Феодоровне, прося ее не приезжать на похороны, т. к. террористы могли использовать этот случай для покушения на Императорскую чету.

   Когда Великая княгиня писала телеграммы, она несколько раз справлялась о состоянии раненого кучера Сергея Александровича. Ей сказали, что положение кучера безнадежно, и он может скоро умереть. Чтобы не огорчать умирающего, Елизавета Феодоровна сняла с себя траурное платье, надела то же самое голубое, в котором была до этого, и поехала в госпиталь. Там, склонившись над постелью умирающего, она уловила его вопрос о Сергее Александровиче и, чтобы успокоить его, Великая княгиня пересилила себя, улыбнулась ему ласково и сказала: «Он направил меня к Вам». И успокоенный ее словами, думая, что Сергей Александрович жив, преданный кучер Ефим скончался в ту же ночь.

   На третий день после смерти мужа Елизавета Феодоровна поехала в тюрьму, где содержался убийца. Каляев сказал: «Я не хотел убивать Вас, я видел его несколько раз в то время, когда имел бомбу наготове, но Вы были с ним, и я не решился его тронуть».— «И Вы не сообразили того, что Вы убили меня вместе с ним?» — ответила она. Далее она сказала, что принесла ему прощение от Сергея Александровича и просила убийцу покаяться. В руках она держала Евангелие и просила почитать его, но он отказался. Все же Елизавета Феодоровна оставила в камере Евангелие и маленькую иконку, надеясь на чудо. Выходя из тюрьмы, она сказала: «Моя попытка оказалась безрезультатной, хотя, кто знает, возможно, что в последнюю минуту он сознает свой грех и раскается в нем». После этого Великая княгиня просила Императора Николая II о помиловании Каляева, но это прошение было отклонено.

   Из Великих князей на погребении присутствовали только Константин Константинович и Павел Александрович. Погребли Сергея Александровича в маленькой церкви Чудова монастыря, где ежедневно в течение сорока дней совершались заупокойные панихиды; Великая княгиня присутствовала на каждой службе и часто приходила сюда ночью, молясь о новопреставленном. Здесь она почувствовала благодатную помощь от святых мощей святителя Алексия, митрополита Московского, которого с тех пор особо почитала. Великая княгиня носила серебряный крестик с частицей мощей святителя Алексия. Она считала, что святитель Алексий вложил в ее сердце желание посвятить Богу всю свою оставшуюся жизнь.

   На месте убийства мужа Елизавета Феодоровна воздвигла памятник — крест, сделанный по проекту художника Васнецова. На памятнике были написаны слова Спасителя, сказанные Им на Кресте: «Отче, отпусти им, не ведят бо что творят» (Лк. 23, 34).

   С момента Кончины супруга Елизавета Феодоровна не снимала траур, стала держать строгий пост, много молилась. Ее спальня в Николаевском дворце стала напоминать монашескую келью. Вся роскошная мебель была вынесена, стены перекрашены в белый цвет, на них находились только иконы и картины духовного содержания. Ни на каких светских приемах она не появлялась. Бывала только в храме на бракосочетаниях или крестинах родственников и друзей и сразу уходила домой или по делам. Теперь ее ничто не связывало со светской жизнью.

   Она собрала все свои драгоценности, часть отдала в казну, часть — родственникам, а остальное решила употребить на постройку обители Милосердия. На Большой Ордынке в Москве Елизавета Феодоровна приобрела усадьбу с четырьмя домами и садом. В самом большом, двухэтажном доме расположились трапезная для сестер, кухня, кладовая и другие хозяйственные помещения, во втором — церковь и больница, рядом — аптека и амбулатория для приходящих больных, в четвертом доме находилась квартира для священника — духовника обители, классы школы для девочек приюта и библиотека.

   Елизавета Феодоровна долго трудилась над составлением Устава обители. Она хотела возродить в ней древний институт диаконисс, существовавший в первые века христианства. Диакониссами в те времена могли быть вдовы или немолодые девы. Главными их обязанностями были: наблюдение за женщинами, вступающими в Церковь, обучение их основам веры, помощь при совершении Таинства Крещения, а также забота о бедных и больных. Во время гонений на христианство диакониссы служили мученикам и мученицам в темницах.

   Архиепископ Анастасий, лично знавший Елизавету Феодоровну, вспоминает: «Одно время она серьезно думала о возрождении древнего института диаконисс, в чем ее поддержал митрополит Московский Владимир (Богоявленский, новомученик Российский + 1918 г.)». Но против этого выступил епископ Саратовский Гермоген (после революции он мученически окончил свою жизнь в Тобольске).

   Елизавета Феодоровна отказалась от своей идеи, не пожелала воспользоваться своим высоким положением, чтобы обойти установленные правила, и пренебречь мнением церковной власти. Случалось, что Великую княгиню несправедливо обвиняли в протестантских тенденциях, в чем впоследствии раскаивались.

   Елизавета Феодоровна продолжала трудиться над составлением Устава обители. Ездила несколько раз в Зосимову пустынь, где обсуждала проект со старцами; писала в разные монастыри и духовные библиотеки мира, изучала уставы древних монастырей. Счастливый случай, посланный Промыслом Божиим, помог ей в этих трудах.

   В 1906 году Великая княгиня прочитала книгу «Дневник полкового священника, служившего на Дальнем Востоке во весь период минувшей Русско-японской войны», написанную священником Митрофаном Серебрянским. Она пожелала познакомиться с автором и вызвала его в Москву. В результате их встреч и бесед появился проект Устава будущей обители, подготовленный отцом Митрофаном, который Елизавета Феодоровна приняла за основу.

   Для совершения богослужений и духовного окормления сестер согласно проекту Устава нужен был священник женатый, но который жил бы со своей матушкой как брат с сестрой и постоянно находился бы на территории обители. Елизавета Феодоровна в письмах и при личных встречах просила отца Митрофана стать духовником будущей обители, так как он соответствовал всем требованиям Устава.

   Родился он в Орле в многодетной семье священника, 31 июля 1870 года. Дети воспитывались в благочестии и строгом исполнении церковных обрядов. Когда ребенку исполнялось четыре года, отец подводил его к матери и говорил, что отныне их чадо может соблюдать все посты. В семье царили мир и любовь, дети относились к родителям с величайшим почтением. Юношей Митрофан, закончив духовную семинарию, попросил у родителей благословения на брак, чтобы вслед за этим принять священный сан. Всю свою жизнь отец Митрофан очень любил и уважал свою супругу. В конце своей жизни отец Митрофан вспоминал: «Олюшка, спутница моя, она на открытых плотах по течению Иртыша плыла ко мне в ссылку. Какая это была мне поддержка и утешение!»

   Детей у супругов не было, и они по обоюдному согласию решили хранить целомудрие в браке. Отец Митрофан говорил, что это труднейший подвиг — иметь благословение жить с любимой супругой, но отсекать похоть. Только Божией милостью это возможно.

   С 1896 года отец Митрофан служил полковым священником при 51 драгунском Черниговском полке, стоявшем в Орле. Вместе с полком отец Митрофан отправился на Русско-японскую войну, где находился в зоне боевых действий под Ляояном и Мукденом с 1904 по 1906 годы. После окончания войны он вернулся в родной Орел и стал настоятелем приходской церкви. Его очень любили в Орле, как истинного и духовно опытного пастыря. После службы часами шел к нему народ за советом, наставлением, со всеми трудностями и вопросами. Он вспоминал, что редко удавалось ему уйти из церкви ранее пяти часов вечера.

   После беседы с Великой княгиней о. Митрофан сказал, что согласен переехать в Москву и служить в новой обители. Но, возвращаясь домой, он думал о том, сколько слез ждет его там, сколько прихожан будут опечалены уходом любимого духовного отца. И он решил отказаться от переезда в Москву, хотя сам впоследствии говорил, что просьба Великой княгини — это почти что приказ.

   Когда перед отъездом в Орел он остановился на ночлег в подмосковном доме, то долго размышлял и твердо решил послать телеграмму с отказом от предложения Елизаветы Феодоровны. И вдруг почти сразу пальцы на руке стали неметь, и рука отнялась. Отец Митрофан пришел в ужас оттого, что теперь не сможет служить в церкви, и понял совершившееся как вразумление. Он стал горячо молиться и обещал Богу, что даст согласие на переезд в Москву — и через два часа рука снова стала действовать.

   Когда о. Митрофан объявил в приходе о своем отъезде, все плакали, начались просьбы, письма, ходатайства к церковным властям. Шли месяцы, уехать из Орла никак не удавалось, и отец Митрофан почувствовал, что он не в силах этого сделать. И тогда рука снова отнялась. Сразу же после этого отец Митрофан поехал в Москву, пришел к Иверской часовне и со слезами молился перед Иверской иконой Божией Матери, обещал переехать в Москву — только бы исцелилась рука. И после того, как он приложился к иконе, пальцы больной руки стали двигаться. Тогда он пошел к Елизавете Феодоровне и радостно возвестил, что твердо решил приехать и быть духовником обители.

   Несколько раз пришлось Великой княгине переделывать Устав своей обители, чтобы удовлетворить все требования и поправки Святейшего Синода. Император Николай II своим Высочайшим Указом помог преодолеть сопротивление Синода созданию обители.

   10 февраля 1909 года Великая княгиня сняла траурное платье, облачилась в одеяние крестовой сестры любви и милосердия и, собрав семнадцать сестер основанной ею обители, сказала: «Я оставляю блестящий мир, где я занимала блестящее положение, но вместе со всеми вами я восхожу в более великий мир — в мир бедных и страдающих».

   Отец Митрофан стал подлинным духовником обители, наставником и помощником настоятельницы. Насколько высоко ценила Великая княгиня духовника обители, видно из ее письма Государю (апрель 1909 года): «Для нашего дела отец Митрофан — благословение Божие, так как он заложил необходимое основание… Он исповедует меня, окормляет меня в церкви, оказывает мне огромную помощь и подает пример своей чистой, простой жизнью — такой скромной и простой в его безграничной любви к Богу и Православной Церкви. Поговорив с ним лишь несколько минут, видишь — это скромный, чистый, Божий человек, Божий слуга в нашей Церкви».

   В основу Марфо-Мариинской обители Милосердия был положен устав монастырского общежития. 9 (22) апреля 1910 года в церкви святых Марфы и Марии епископ Трифон (Туркестанов) посвятил в звание крестовых сестер любви и милосердия семнадцать сестер обители во главе с Великой княгиней Елизаветой Феодоровной. Во время торжественной службы епископ Трифон, обращаясь к уже облаченной в одеяние крестовой сестры милосердия Великой княгине, сказал пророческие слова: «Эта одежда скроет Вас от мира, и мир будет скрыт от Вас, но она в то же время будет свидетельницей Вашей благотворной деятельности, которая воссияет пред Господом во славу Его».

   Знаменательно посвящение созданной обители святым женам-мироносицам Марфе и Марии. Обитель должна была стать как бы домом святого Лазаря — Друга Божия, домом, в котором так часто бывал Спаситель. Сестры обители призывались соединить высокий жребий Марии, внемлющей глаголам вечной жизни, и служение Марфы — служение Господу через ближнего своего.

   Первый храм обители (больничный) был освящен епископом Трифоном 9 (21) сентября 1909 г. (в день празднования Рождества Пресвятой Богородицы) во имя святых жен-мироносиц Марфы и Марии. Второй храм, в честь Покрова Пресвятой Богородицы, освящен в 1911 году (архитектор А. В. Щусев, росписи М. В. Нестерова). Построенный по образцам новгородско-псковского зодчества, он сохранял теплоту и уют небольших приходских церквей, но, тем не менее, был рассчитан на присутствие более тысячи молящихся.

   М. В. Нестеров сказал об этом храме: «Храм Покрова — лучший из современных сооружений Москвы, могущий при иных условиях иметь, помимо прямого назначения для прихода, назначение художественно-воспитательное для всей Москвы». В 1914 году под храмом была устроена церковь-усыпальница во имя Сил Небесных и Всех святых, которую настоятельница предполагала сделать местом своего упокоения. Роспись усыпальницы сделал П. Д. Корин, ученик М. В. Нестерова.

   День в Марфо-Мариинской обители начинался в 6 часов утра. После общего утреннего молитвенного правила в больничном храме Великая княгиня давала послушания сестрам на предстоящий день. Свободные от послушания оставались в храме, где начиналась Божественная Литургия. Дневная трапеза проходила с чтением житий святых. В 5 часов вечера в церкви служили вечерню с утреней. Под праздники и воскресные дни совершалось всенощное бдение. В 9 часов вечера в больничном храме читалось вечернее правило, после него все сестры, получив благословение настоятельницы, расходились по кельям. Четыре раза в неделю за вечерней читались акафисты: в воскресенье — Спасителю, в понедельник — Архангелу Михаилу и всем Бесплотным Небесным Силам, в среду — святым женам-мироносицам Марфе и Марии, и в пятницу — Божией Матери или Страстям Христовым. В часовне, сооруженной в конце сада обители, читалась Псалтирь по усопшим. Часто ночами молилась там сама настоятельница.

   Внутренней жизнью сестер руководил замечательный священник и пастырь, духовник обители протоиерей Митрофан Серебрянский. Дважды в неделю он проводил беседы с сестрами. Кроме того, сестры могли ежедневно в определенные часы приходить за советом или наставлением к духовнику или к настоятельнице. Великая княгиня вместе с отцом Митрофаном учили сестер, что их задача — не только медицинская помощь, но и духовное наставление опустившихся, заблудших и отчаявшихся людей. Каждое воскресенье после вечерней службы в соборе Покрова Божией Матери устраивались беседы для народа с общим пением молитв.

   «На всей внешней обстановке обители и на самом ее внутреннем быте, и на всех вообще созданиях Великой княгини лежал отпечаток изящества и культурности не потому, чтобы она придавала этому какое-либо самодовлеющее значение, но потому, что таково было непроизвольное действие ее творческого духа» — пишет в своих воспоминаниях митрополит Анастасий.

   Богослужение в обители отличалось особой красотой и благоговейностью, в этом была заслуга исключительного по своим пастырским достоинствам духовника; избранного настоятельницей. Здесь совершали богослужения и проповедовали слово Божие лучшие пастыри и проповедники не только Москвы, но и многих отдаленных мест России. Как пчела, собирала настоятельница нектар со всех цветов, чтобы люди ощутили особый аромат духовности. Обитель, ее храмы и богослужение вызывали восхищение современников. Этому способствовала не только красота храмов, но и прекрасный парк с оранжереями — в лучших традициях садового искусства XVIII-XIX вв. Это был единый ансамбль, соединявший гармонично внешнюю и внутреннюю красоту.

 

Современница Великой княгини Нонна Грейтон, фрейлина ее родственницы принцессы Виктории, свидетельствует о Елизавете Феодоровне: «Она обладала замечательным качеством — видеть хорошее и настоящее в людях, и старалась это выявлять. Она также совсем не имела высокого мнения о своих качествах… У нее никогда не было слова «не могу», и никогда ничего не было унылого в жизни Марфо-Мариинской обители. Все было там современно, как внутри, так и снаружи. И кто бывал там, уносил прекрасное чувство».

   В Марфо-Мариинской обители Великая княгиня вела жизнь подвижницы. Спала на деревянных досках без матраса, тайно носила власяницу и вериги. Об этом рассказала в своих воспоминаниях подвижница Марфо-Мариинской обители монахиня Любовь (в миру Евфросиния). Однажды она, еще не обученная монашеским правилам, вошла в покои настоятельницы без молитвы и не спросив благословения. В келье она увидела Великую княгиню во власянице и веригах. Та, нисколько не смутившись, сказала только: «Душенька, когда входишь, надо стучаться».

   Монахиня Любовь вспоминает также замечательный случай, приведший ее в монастырь. Было это в 1912 году. В 16 лет она уснула летаргическим сном, во время которого душа ее была встречена преподобным Онуфрием Великим. Он подвел ее к трем святым — в одном из них Евфросиния узнала преподобного Сергия Радонежского, двое других были ей незнакомы.

   Преподобный Онуфрий сказал Евфросинии, что она нужна в Марфо-Мариинской обители, и, очнувшись от сна, Евфросиния стала выяснять, где в России есть монастырь в честь Марфы и Марии. Одна из ее знакомых оказалась послушницей этой обители и рассказала Евфросинии о ней и ее основательнице. Евфросиния написала настоятельнице письмо с вопросом, смогут ли ее принять в обитель, и получила утвердительный ответ. Когда по прибытии в монастырь Евфросиния вошла в келью настоятельницы, то узнала в ней ту святую, которая стояла в райской обители вместе с преподобным Сергием. Когда же она пошла получить благословение духовника монастыря отца Митрофана, то в нем узнала второго из тех, кто стоял рядом с преподобным Сергием. Ровно через шесть лет после этого видения Великая княгиня претерпела мученическую кончину в день обретения мощей преподобного Сергия Радонежского, а отец Митрофан впоследствии принял постриг с именем Сергий в честь преподобного Сергия.

   Привыкшая с детства к труду, Великая княгиня все делала сама и лично для себя не требовала никаких услуг от сестер. Она участвовала во всех делах обители, как рядовая сестра, всегда подавая пример остальным. Как-то к настоятельнице подошла одна из послушниц с просьбой послать кого-нибудь из сестер перебирать картошку, так как никто не хочет помочь. Великая княгиня, не сказав никому ни слова, пошла сама. Увидев настоятельницу, перебирающую картошку, устыженные сестры прибежали и принялись за дело.

   Великая княгиня строго соблюдала посты, вкушая только растительную пищу. Утром вставала на молитву, после чего распределяла послушания сестрам, работала в клинике, принимала посетителей, разбирала прошения и письма.

   Вечером совершался обход больных, заканчивавшийся далеко за полночь. Ночью настоятельница молилась в молельне или церкви, ее сон редко продолжался более трех часов. Когда больной метался и нуждался в помощи, она просиживала у его постели до рассвета. В больнице Елизавета Феодоровна брала на себя самую ответственную работу: ассистировала при операциях, делала перевязки, утешала больных и всеми силами стремилась облегчить их страдания. Они говорили, что от Великой княгини исходила целебная сила, которая помогала им переносить боль и соглашаться на тяжелые операции.

   В качестве главного средства от недугов настоятельница всегда предлагала исповедь и причастие. Еще она говорила: «Безнравственно утешать умирающих ложной надеждой на выздоровление, лучше помочь им по-христиански перейти в вечность».

   Сестер обители обучали основам медицины. Главной их задачей было посещение больных и бедных, забота о брошенных детях, оказание им медицинской, моральной и материальной помощи.

  В больнице обители работали лучшие специалисты Москвы. Все операции проводились бесплатно. Здесь исцелялись те, от кого отказывались другие врачи. Исцеленные пациенты плакали, уходя из Марфо-Мариинской больницы, расставаясь с «Великой Матушкой», как они называли настоятельницу. При обители работала воскресная школа для работниц фабрики. Любой желающий мог пользоваться фондами прекрасной библиотеки. Действовала бесплатная столовая для бедных. В обители был создан приют для девочек-сирот. К Рождеству устраивали большую елку для бедных детей, дарили им игрушки, сладости, теплую одежду, которую шили сами сестры.

   Настоятельница обители считала, что главное дело сестер не работа в больнице, а помощь бедным и нуждающимся. Обитель получала до двенадцати тысяч прошений в год. О чем только ни просили: устроить на лечение, найти работу, присмотреть за детьми, ухаживать за лежачими больными, отправить на учебу за границу.

   Великая княгиня находила возможности помочь духовенству, давала средства на нужды бедных сельских приходов, которые не могли отремонтировать храм или построить новый. Она помогала материально священникам-миссионерам, трудившимся среди язычников Крайнего Севера или инородцев окраин России, ободряла и укрепляла их.

   Одним из главных мест бедности, которому Великая княгиня уделяла особое внимание, был Хитров рынок. Елизавета Феодоровна в сопровождении своей келейницы Варвары Яковлевой или сестры обители княжны Марии Оболенской, неутомимо переходя от одного притона к другому, собирала сирот и уговаривала родителей отдать ей на воспитание детей. Все население Хитрова уважало ее, называя «сестрой Елизаветой» или «Матушкой». Полиция постоянно предупреждала ее, что не в состоянии гарантировать ей безопасность. В ответ на это Великая княгиня всегда благодарила полицию за заботу и говорила, что ее жизнь не в их руках, а в руках Божиих. Она старалась спасать детей Хитровки. Ее не пугали нечистота, брань, вид людей, потерявших человеческий облик. Она говорила: «Подобие Божие может быть иногда затемнено, но оно никогда не может быть уничтожено».

   Мальчиков, вырванных из Хитровки, она устраивала в общежития. Из одной группы таких недавних оборванцев образовалась артель исполнительных посыльных Москвы. Девочек устраивали в закрытые учебные заведения или приюты, где также следили за их здоровьем и духовным ростом.

   Елизавета Феодоровна создавала дома призрения для сирот, инвалидов, тяжело больных, находила время для посещения их, постоянно поддерживала материально, привозила подарки. Рассказывают такой случай. Однажды Великая княгиня должна была приехать в приют для маленьких девочек-сирот. Все готовились достойно встретить свою благодетельницу. Девочкам сказали, что приедет Великая княгиня: нужно будет поздороваться с ней и поцеловать ручки. Когда Елизавета Феодоровна приехала, ее встретили малютки в белых платьицах. Они дружно поздоровались и все протянули свои ручки Великой княгине со словами: «Целуйте ручки». Воспитательницы ужаснулись: что же будет! Но Великая княгиня, прослезившись, подошла к каждой из девочек и всем поцеловала ручки. Плакали при этом все — такое умиление и благоговение было на лицах и в сердцах.

   Еще об одном из бесчисленных свидетельств ее любви к страждущим вспоминают современники. Одна из сестер пришла из бедного квартала и рассказала о безнадежно больной чахоткой женщине с двумя маленькими детьми, живущей в холодном подвале. Матушка сразу заволновалась, немедленно позвала старшую сестру и приказала устроить мать в больницу для чахоточных, а детей взять в приют; если не найдется кровати, устроить больную на раскладушке. После этого сама взяла для детей одежду, одеяльца и пошла за ними. Великая княгиня постоянно посещала больную мать до самой ее кончины, успокаивала, обещая, что позаботится о детях.

   Великая матушка надеялась, что созданная ею Марфо-Мариинская обитель милосердия расцветет и станет большим плодоносным древом. Со временем она собиралась устроить отделения обители и в других городах России.

   Великой княгине была присуща исконно русская любовь к паломничеству. Не раз ездила она в Саров и там с радостью спешила в храм, чтобы помолиться у раки преподобного Серафима. Ездила во Псков, в Киев, в Оптину пустынь, в Зосимову пустынь, была в Соловецком монастыре. Посещала и самые маленькие монастыри в захолустных и отдаленных местах России. Присутствовала на всех духовных торжествах, связанных с открытием или перенесением мощей угодников Божиих. Больным паломникам, ожидавшим исцеления от новопрославляемых святых, Великая княгиня тайно помогала, ухаживала за ними. В 1914 году Великая княгиня посетила монастырь в Алапаевске — городе, которому суждено было стать местом ее заточения и мученической смерти.

   Она помогала русским паломникам, отправлявшимся в Иерусалим. Через общества, организованные ею, покрывалась стоимость билетов паломников, плывущих из Одессы в Яффу. Она построила также большую гостиницу в Иерусалиме. Еще одно славное деяние Великой княгини — постройка русского православного храма в Италии, в городе Бари, где покоятся мощи святителя Николая Мирликийского. В 1914 году был освящен нижний храм в честь святителя Николая и странноприимный дом.

   Драгоценно воспоминание о Великой княгине митрополита Анастасия, лично ее знавшего: «Она способна была не только плакать с плачущими, но и радоваться с радующимися, что обыкновенно труднее первого. Не будучи монахинею в собственном смысле этого слова, она лучше многих инокинь соблюдала великий завет святого Нила Синайского: «Блажен инок, который всякого человека почитает как бы богом после Бога». Найти хорошее в каждом человеке и «милость к падшим призывать» было всегдашним стремлением ее сердца. Кротость нрава не препятствовала ей, однако, пылать священным гневом при виде несправедливости. Еще более строго она осуждала саму себя, если впадала в ту или другую, даже невольную, ошибку… Однажды, в бытность мою еще викарным епископом в Москве, она предложила мне председательство в чисто светском по своему составу обществе, не имевшем при том по своим задачам непосредственного отношения к Церкви. Я невольно смутился, не зная, что ответить на ее слова. Она сейчас же поняла мое положение: «Извините,— решительно произнесла она,— я сказала глупость»,— и тем вывела меня из затруднения».

   Современники вспоминали, что Елизавета Феодоровна вносила с собою чистое благоухание лилии, быть может, поэтому она так любила белый цвет. Встречаясь со множеством людей, она сразу могла понять человека; раболепство, ложь и хитрость были ей противны. Она говорила: «Ныне трудно найти правду на земле, затопляемой все сильнее греховными волнами; чтобы не разочароваться в жизни, надо правду искать на небе, куда она ушла от нас».

   С самого начала своей жизни в Православии и до последних дней Великая княгиня находилась в полном послушании у своих духовных отцов. Без благословения священника Марфо-Мариинской обители протоиерея Митрофана Серебрянского и без советов старцев Оптиной пустыни, Зосимовой пустыни и других монастырей, она сама ничего не предпринимала. Ее смирение и послушание было удивительным.

   Господь наградил ее даром духовного рассуждения и пророчества. Отец Митрофан Серебрянский рассказывал, что незадолго до революции ему приснился сон, яркий и явно пророческий, но он не знал, как его истолковать. Сон был цветным: четыре картины, сменяющие друг друга. Первая: стоит прекрасная церковь. Вдруг со всех сторон появляются огненные языки, и вот весь храм пылает — зрелище величественное и страшное. Вторая: изображение Императрицы Александры Феодоровны в черной рамке; вдруг из краев этой рамки начинают вырастать побеги, на которых раскрываются белые лилии, цветы все увеличиваются в размере и закрывают изображение. Третья: Архангел Михаил с огненным мечом в руке. Четвертая картина: преподобный Серафим Саровский стоит коленопреклоненный на камне с молитвенно воздетыми руками.

   Взволнованный этим сном, отец Митрофан рассказал о нем Великой княгине рано утром, еще до начала Литургии. Елизавета Феодоровна сказала, что ей понятен этот сон. Первая картина означает, что в России скоро будет революция, начнется гонение на Церковь Русскую и за грехи наши, за неверие страна наша встанет на грань погибели. Вторая картина означает, что сестра Елизаветы Феодоровны и вся Царская Семья примут мученическую кончину. Третья картина означает, что и после того ожидают Россию большие бедствия. Четвертая картина означает, что по молитвам преподобного Серафима и других святых и праведников земли Российской и заступничеством Божией Матери страна и народ наш будут помилованы.

   Дар духовного рассуждения особенно проявился в ее отношении к Распутину. Она много раз умоляла свою сестру-Императрицу не доверяться ему и не ставить себя в зависимое положение от него. Говорила Великая княгиня об этом и самому Императору, но ее совет был отвергнут. По просьбе своих друзей и с благословения старцев она в 1916 году сделала последнюю попытку и поехала в Царское Село, чтобы лично поговорить с Государем о положении в стране. Император не принял ее. Разговор о Распутине произошел между Императрицей и Великой княгиней и закончился печально. Императрица не захотела слушать сестру: «Мы знаем, что святых злословили и раньше». На это Великая княгиня сказала: «Помни судьбу Людовика XVI». Расстались они холодно.

   В годы Первой мировой войны трудов у Великой княгини прибавилось: необходимо было ухаживать за ранеными в лазаретах. Часть сестер обители были отпущены для работы в полевом госпитале. Первое время Елизавета Феодоровна, побуждаемая христианским чувством, навещала и пленных немцев, но клевета о тайной поддержке противника заставила ее отказаться от этого.

   В 1916 году к воротам обители подошла разъяренная толпа. Они потребовали выдать германского шпиона — брата Елизаветы Феодоровны, якобы скрывавшегося в обители. Настоятельница вышла к толпе одна и предложила осмотреть все помещения общины. Господь не попустил погибнуть ей в этот день. Конный отряд полиции разогнал толпу.

   Вскоре после февральской революции к обители снова подошла толпа с винтовками, красными флагами и бантами. Сама настоятельница открыла ворота — ей объявили, что приехали, чтобы арестовать ее и предать суду как немецкую шпионку, к тому же хранящую в монастыре оружие.

   На требование пришедших немедленно ехать с ними, Великая княгиня сказала, что должна сделать распоряжения и проститься с сестрами. Настоятельница собрала всех сестер обители и попросила отца Митрофана отслужить молебен. Потом, обратясь к революционерам, пригласила их войти в церковь, но оставить оружие у входа. Они нехотя сняли винтовки и последовали в храм.

   Весь молебен Елизавета Феодоровна простояла на коленях. После окончания службы она сказала, что отец Митрофан покажет им все постройки обители, и они могут искать то, что хотят найти. Конечно, они ничего не нашли, кроме келий сестер и госпиталя с больными. После их ухода, Елизавета Феодоровна сказала сестрам: «Очевидно мы недостойны еще мученического венца». В одном из писем того времени она пишет: «То, что мы живем, является неизменным чудом». Никакого озлобления или осуждения не было у нее против безумств толпы. Она говорила: «Народ — дитя, он неповинен в происходящем… он введен в заблуждение врагами России». Об аресте и страданиях Царской Семьи она говорила: «Это послужит к их нравственному очищению и приблизит их к Богу».

   Весной 1917 года к ней приехал шведский министр по поручению кайзера Вильгельма и предложил ей помощь в выезде за границу. Елизавета Феодоровна ответила, что решила разделить судьбу страны, которую считает своей новой родиной, и не может оставить сестер обители в это трудное время.

   Никогда не было на богослужении в обители столько народа, как перед октябрьским переворотом. Шли не столько за тарелкой супа или медицинской помощью, сколько за утешением и советом «Великой матушки». Елизавета Феодоровна всех принимала, выслушивала, укрепляла. Люди уходили от нее умиротворенными и ободренными.

   Первое время после октябрьского переворота Марфо-Мариинскую обитель не трогали. Напротив, сестрам оказывали уважение, два раза в неделю к обители подъезжал грузовик с продовольствием, привозили черный хлеб, вяленую рыбу, овощи… Из медикаментов выдавали в ограниченном количестве перевязочный материал и лекарства первой необходимости.

   Все вокруг были испуганы, покровители и состоятельные дарители теперь боялись оказывать помощь обители. Великая княгиня во избежание провокаций почти не выходила за ворота обители, сестрам также было запрещено выходить на улицу. Однако установленный распорядок дня обители не менялся, только длиннее стали службы, усерднее молитва сестер. Отец Митрофан каждый день служил в переполненной церкви Божественную Литургию, было много причастников. Некоторое время в обители находилась чудотворная икона Божией Матери Державная, обретенная в подмосковном селе Коломенском в день отречения Императора Николая II от престола. Перед иконой совершались соборные моления.

   После заключения Брест-Литовского мира германское правительство добилось согласия советской власти на выезд Великой княгини Елизаветы Феодоровны за границу. Посол Германии граф Мирбах дважды пытался увидеться с Великой княгиней, но она не приняла его и категорически отказалась уехать из России. Она говорила: «Я никому ничего дурного не сделала. Буди воля Господня!»

   Приведем отрывки из писем Великой княгини близким людям: «…Господь опять Своей великой милостью помог нам пережить дни внутренней войны, и сегодня я имела безграничное утешение молиться… и присутствовать на Божественной службе, когда наш Патриарх давал благословение. Святой Кремль, с заметными следами этих печальных дней, был мне дороже, чем когда бы то ни было, и я почувствовала, до какой степени Православная Церковь является настоящей Церковью Господней. Я испытывала такую глубокую жалость к России и ее детям, которые в настоящее время не ведают, что творят. Разве это не больной ребенок, которого мы любим во сто крат больше во время его болезни, чем когда он весел и здоров? Хотелось бы понести его страдания, научить его терпению, помочь ему. Вот что я чувствую каждый день. Святая Россия не может погибнуть. Но Великой России, увы, больше нет. Но Бог в Библии показывает, как Он прощал Свой раскаявшийся народ и снова даровал ему благословенную силу.

   Будем надеяться, что молитвы, усиливающиеся с каждым днем, и увеличивающееся раскаяние умилостивят Приснодеву, и Она будет молить за нас Своего Божественного Сына, и что Господь нас простит».

   «…Полностью разрушена Великая Россия, но Святая Россия и Православная Церковь, которую «врата ада не одолеют» существует и существует более, чем когда бы то ни было. И те, кто верует и не сомневается ни на мгновение, увидят «внутреннее солнце», которое освещает тьму во время грохочущей бури… Я только уверена, что Господь, Который наказывает, есть тот же Господь, Который и любит. Я много читала Евангелие, и, если осознать ту великую жертву Бога Отца, Который послал Своего Сына умереть и воскреснуть за нас, то тогда мы ощутим присутствие Святаго Духа, Который озаряет наш путь. И тогда радость становится вечной, даже если наши бедные человеческие сердца и наши маленькие земные умы будут переживать моменты, которые кажутся очень страшными… Мы работаем, молимся, надеемся и каждый день чувствуем милость Божию. Каждый день мы испытываем постоянное чудо. И другие начинают это чувствовать и приходят в нашу церковь, чтобы отдохнуть душой».

   Спокойствие обители было затишьем перед бурей. Сначала в обитель прислали анкеты — опросные листы для всех, кто проживал и находился на лечении: имя, фамилия, возраст, социальное происхождение и т. д. После этого были арестованы несколько человек из больницы. Затем объявили, что сирот переведут в детский дом.

   В апреле 1918 года на третий день Пасхи, в день празднования Иверской иконы Божией Матери, Елизавету Феодоровну арестовали и немедленно вывезли из Москвы. Это произошло в тот день, когда Святейший Патриарх Тихон посетил Марфо-Мариинскую обитель, где служил Божественную Литургию и молебен. После службы Патриарх до четырех часов дня находился в обители и беседовал с настоятельницей и сестрами. Это было последнее благословение и напутствие главы Русской Православной Церкви Елизавете Феодоровне перед крестным путем на Голгофу.

   Почти сразу после отъезда Патриарха Тихона к обители подъехала машина с комиссаром и красноармейцами-латышами. Елизавете Феодоровне приказали ехать с ними. На сборы дали полчаса. Настоятельница успела лишь собрать сестер в церкви святых Марфы и Марии и дать им последнее благословение. Плакали все присутствующие, зная, что видят свою мать и настоятельницу в последний раз. Елизавета Феодоровна благодарила сестер за самоотверженность и верность и просила отца Митрофана не оставлять обители и служить в ней до тех пор, пока это будет возможным.

   С Великой княгиней поехали две сестры — Варвара Яковлева и Екатерина Янышева. Перед тем, как сесть в машину, настоятельница осенила всех крестным знамением.

   Одна из сестер обители, Зинаида (в монашестве Надежда) вспоминает: «…И повезли ее. Сестры бежали за ней, сколько могли. Кто прямо падал на дороге… Когда я пришла к обедне, то услышала, что диакон читает ектенью и не может, плачет… И повезли ее в Екатеринбург с каким-то провожатым, и Варвара с ней. Не разлучились… Потом письма нам прислала, батюшке и каждой сестре. Сто пять записочек было вложено, и каждой по ее характеру. Из Евангелия, из Библии изречения, а кому от себя. Она всех сестер, всех своих детей знала…»

   Узнав о случившемся, Патриарх Тихон пытался через различные организации, с которыми считалась новая власть, добиться освобождения Великой княгини. Но старания его оказались тщетными. Все члены Императорского Дома были обречены.

   Елизавету Феодоровну и ее спутниц направили по железной дороге в Пермь. По пути в ссылку она написала письмо сестрам своей обители. Вот выдержки из него:

   «Господи благослови, да утешит и укрепит всех вас Воскресение Христово… Да сохранит нас всех с вами, мои дорогие, преподобный Сергий, святитель Димитрий и святая Евфросиния Полоцкая… не могу забыть вчерашний день, все дорогие милые лица. Господи, какое страдание в них, о, как сердце болело. Вы мне становитесь каждую минуту дороже. Как я вас оставлю, мои деточки, как вас утешить, как укрепить? Помните, мои родные все, что я вам говорила. Всегда будьте не только мои дети, но послушные ученицы. Сплотитесь и будьте, как одна душа, все для Бога, и скажите, как Иоанн Златоуст: «Слава Богу за все!» Старшие сестры, объединяйте сестер ваших. Просите Патриарха Тихона «цыпляточек» взять под свое крылышко. Устройте его в моей средней комнате. Мою келью — для исповеди, и большая — для приема… Ради Бога, не падайте духом. Божия Матерь знает, отчего Ее Небесный Сын послал нам это испытание в день Ее праздника… только не падайте духом и не ослабевайте в ваших светлых намерениях, и Господь, Который нас временно разлучил, духовно укрепит. Молитесь за меня, грешную, чтобы я была достойна вернуться к моим деткам и усовершенствовалась для вас, чтобы мы все думали, как приготовиться к вечной жизни.

   Вы помните, как я боялась, что вы слишком в моей поддержке находите крепость для жизни, и я вам говорила: «Надо побольше прилепиться к Богу. Господь говорит: «Сын Мой, отдай сердце твое Мне, и глаза твои да наблюдают пути Мои». Тогда будь уверен, что все отдашь Богу, если отдашь Ему свое сердце, т. е. самого себя».

   Теперь мы переживаем одно и то же и невольно только у Него находим утешение нести наш общий крест разлуки. Господь нашел, что нам пора нести Его крест. Постараемся быть достойными этой радости. Я думала, что мы будем так слабы, не доросли нести большой крест. «Господь дал, Господь и взял». Как угодно было Богу, так и сделалось. Да будет имя Господне благословенно навеки.

   Какой пример дает нам святой Иов своей покорностью и терпением в скорбях. За это Господь потом дал ему радость. Сколько примеров такой скорби у Святых Отцов во святых обителях, но потом была радость. Приготовьтесь к радости быть опять вместе. Будем терпеливы и смиренны. Не ропщем и благодарим за все.

   Ваша постоянная богомолица и любящая мать во Христе.

   Матушка».

   Последние месяцы своей жизни Великая княгиня провела в заключении в школе на окраине города Алапаевска вместе с Великим князем Сергеем Михайловичем (младшим сыном Великого князя Михаила Николаевича, брата Императора Александра II), его секретарем — Феодором Михайловичем Ремезом, тремя братьями — Иоанном, Константином и Игорем (сыновьями Великого князя Константина Константиновича) и князем Владимиром Палеем (сыном Великого князя Павла Александровича). Конец был близок. Матушка-настоятельница готовилась к этому исходу, посвящая все время молитве.

   Сестер, сопровождавших свою настоятельницу, привезли в Областной совет и предложили им идти на свободу. Обе умоляли вернуть их к Великой княгине. Тогда чекисты стали пугать их пытками и мучениями, которые предстоят всем, кто останется с ней. Варвара Яковлева сказала, что готова дать подписку даже своей кровью, что желает разделить судьбу Великой княгини. Так крестовая сестра Марфо-Мариинской обители Варвара Яковлева сделала свой выбор и присоединилась к узникам, ожидавшим решения своей участи.

 Глубокой ночью 5(18) июля, в день обретения мощей преподобного Сергия Радонежского, Великую княгиню Елизавету Феодоровну вместе с другими членами Императорского Дома бросили в шахту старого рудника. Когда озверевшие палачи сталкивали Великую княгиню в черную яму, она повторяла молитву, произнесенную распятым на Кресте Спасителем мира: «Господи, прости им, ибо не знают, что делают» (Лк. 23, 34). Затем чекисты начали бросать в шахту ручные гранаты. Один из крестьян, бывший свидетелем убийства, говорил, что из глубины шахты слышались звуки Херувимской, которую пели страдальцы перед переходом в вечность.

Убиение алапаевских мучеников. Клеймо иконы Новомучеников и Исповедников Российских, написанной к их прославлению в 2000 г.

   Елизавета Феодоровна упала не на дно шахты, а на выступ, который находился на глубине 15 метров. Рядом с ней нашли тело Иоанна Константиновича с перевязанной головой. С тяжелейшими переломами и ушибами она и здесь стремилась облегчить страдания ближнего. Пальцы правой руки Великой княгини и инокини Варвары оказались сложенными для крестного знамения. Скончались они в страшных мучениях от жажды, голода и ран.

   Останки настоятельницы Марфо-Мариинской обители и ее верной келейницы Варвары в 1921 году были перевезены в Иерусалим и положены в усыпальнице храма святой равноапостольной Марии Магдалины в Гефсимании.

   Долгим и тяжелым был этот путь. 18 (31) октября 1918 г. тела страдальцев положили в деревянные гробы и поставили в кладбищенской церкви Алапаевска, где совершалось постоянное чтение псалтири и служились панихиды. На следующий день гробы перенесли в Свято-Троицкий собор, отслужили заупокойную Литургию, а вслед за ней — отпевание. Гробы были поставлены в склепе собора, с правой стороны от алтаря.

   Но недолго покоились здесь их тела. Красная армия наступала, и необходимо было перевезти их в более безопасное место. Занялся этим отец Серафим, игумен Алексеевского скита Пермской епархии, друг и духовник Великой княгини.

   Сразу после октябрьской революции о. Серафим был в Москве, имел беседу с Великой княгиней и приглашал ее поехать с ним в Алапаевск, где, по его словам, были надежные люди в скитах, которые сумеют укрыть и сохранить Великую княгиню. Елизавета Феодоровна отказалась скрываться, но добавила в конце беседы: «Если меня убьют, то прошу вас, похороните меня по-христиански». Слова эти оказались пророческими.

   Игумен Серафим получил разрешение от адмирала Колчака перевезти тела. Атаман Семенов выделил для этого вагон и дал пропуск. И 1 (14) июля 1919 г. восемь алапаевских гробов направились к Чите. В помощники себе о. Серафим взял двух послушников — Максима Канунникова и Серафима Гневашева.

   В Чите гробы привезли в Покровский женский монастырь, где монахини обмыли тела страстотерпцев и облачили Великую княгиню и инокиню Варвару в монашеское одеяние. Отец Серафим с послушниками сняли доски пола в одной из келий, выкопали там могилу и поставили все восемь гробов, засыпав их небольшим слоем земли. В этой келье остался жить и охранять тела страдальцев сам о. Серафим.

   В Чите гробы страдальцев пробыли шесть месяцев. Но Красная армия снова наступала, и останки новомучеников необходимо было увозить уже за пределы России. 26 февраля (II марта) начался этот путь, при полном расстройстве железнодорожного транспорта. Вагон передвигался вместе с фронтом: пройдет вперед верст 25, а потом откатится верст на 15. Благодаря пропуску вагон постоянно отцепляли и прицепляли к разным поездам, направляя к китайской границе. Наступило лето, из щелей гробов постоянно сочилась жидкость, распространяя ужасный смрад. Когда поезд останавливался, сопровождавшие собирали траву и вытирали ею гробы. Жидкость, вытекавшая из гроба Великой княгини, как вспоминает о. Серафим, благоухала, и они бережно собирали ее как святыню в бутылочку.

   У самой границы Китая на состав напал отряд красных партизан, которые пытались выбросить из вагона гробы с телами. Подоспевшие китайские солдаты отогнали нападавших и сохранили тела страдальцев от уничтожения.

   Когда состав прибыл в Харбин, тела всех алапаевских страдальцев были в состоянии полного разложения, кроме тел Великой княгини и инокини Варвары. Князь Н. А. Кудашев, вызванный в Харбин для опознания убитых и составления протокола, вспоминает: «Великая княгиня лежала, как живая, и совсем не изменилась с того дня, как я перед отъездом в Пекин прощался с нею в Москве, только на одной стороне лица был большой кровоподтек от удара при падении в шахту.

   Я заказал для них настоящие гробы и присутствовал на похоронах. Зная, что Великая княгиня всегда выражала желание быть погребенной в Гефсимании в Иерусалиме, я решил исполнить ее волю — послал прах ее и ее верной послушницы в Святую Землю, попросив монаха проводить их до места последнего упокоения и тем самым закончить начатый подвиг».

   В апреле 1920 г. гробы страдальцев прибыли в Пекин, где их встретил начальник Русской Духовной Миссии архиепископ Иннокентий. После заупокойной службы они были временно помещены в одном из склепов на кладбище Миссии и сразу же началось устройство нового склепа при Свято-Серафимовском храме.

   Гробы с телами Великой княгини и инокини Варвары, сопровождаемые игуменом Серафимом 10 и обоими послушниками, снова отправились в путь, на этот раз из Пекина в Тянцзин, затем пароходом в Шанхай. Из Шанхая — в Порт-Саид, куда прибыли в январе 1921 года. Из Порт-Саида гробы в специальном вагоне отправили в Иерусалим, где их встретило русское и греческое духовенство, многочисленные паломники, которых революция 1917 года застала в Иерусалиме.

   Погребение тел новомучениц совершил Патриарх Дамиан в сослужении многочисленного духовенства. Их гробы были помещены в усыпальнице под нижними сводами храма святой равноапостольной Марии Магдалины в Гефсимании.

   Когда открыли гроб с телом Великой княгини, то помещение наполнилось благоуханием. По словам архимандрита Антония (Граббе), чувствовался «сильный запах как бы меда и жасмина». Мощи новомучениц оказались частично нетленными.

   Патриарх Иерусалимский Диодор благословил совершить торжественное перенесение мощей новомучениц из усыпальницы, где они до этого находились, в самый храм святой Марии Магдалины.

   2 мая 1982 года — в праздник святых жен-мироносиц за богослужением употреблялись святой потир, Евангелие и воздухи, преподнесенные храму Великой княгиней Елизаветой Феодоровной, когда она была здесь в 1886 году.

   В 1992 году Архиерейский Собор Русской Православной Церкви причислил к лику святых новомучеников России преподобномучениц Великую княгиню Елизавету и инокиню Варвару, установив празднование им в день их кончины 5 (18) июля.

По книге «Святая преподобномученица Елизавета. Житие, Aкафист». М: «Русский хронограф». Автор-составитель А. Трофимов.

Церковно-Научный Центр «Православная Энциклопедия»

Православный календарь

Икона дня

Свято-Михайловский храм